Кэрол Дуглас - Новый скандал в Богемии
Я сидела, откинувшись на спинку сиденья. Табачный дым раздражал меня, но я не говорила ни слова, понимая, сколько потрясений Ирен пережила за этот день.
– Что ж, значит, в среду, – промолвила она наконец. – Интересно, какие чудеса нам покажет месье Ворт? А королева! Что ты об этом думаешь?
– Не вижу особенных сложностей в ее проблеме, – отозвалась я. – Вряд ли большинство женщин так беспокоилось бы из-за отсутствия внимания супруга, тем более те, кто вышел замуж по уговору родителей.
Ирен почти потерялась в клубах дыма, но я почувствовала, что она улыбается.
– Разумеется, ты не видишь здесь сложностей, Нелл. Но Клотильда Лотман фон Саксен-Менинген фон Ормштейн не относится к большинству женщин. Она все же человек, хоть и своего рода символ королевской власти. И обращаются с ней самым неподобающим образом.
– Ты как будто защищаешь Клотильду.
– Защищаю?
– Тебе разве не приходило в голову, Ирен, что король брезгует своей женой – пусть такое поведение неприятно и даже недостойно, – потому, что не до конца оправился после расставания с тобой?
– Хм… – пробормотала Ирен и поерзала на кожаном сиденье кареты. – Признаюсь, это первое, что пришло мне в голову. Такая мысль – как бальзам на израненную душу: Вилли, который даже приблизиться не может к своей благородной женушке, которого преследуют воспоминания обо мне, который жалеет о потере и мучается от запоздалого раскаяния! Разумеется, я хотела бы думать, что все так и есть. Однако подобные приятные объяснения часто оказываются самообманом.
– Не хочу этого говорить, Ирен, потому что ты уже достаточно потешила свое самолюбие, но когда король покидал Серпентайн-авеню, узнав, что ты сбежала с Годфри, он был раздавлен.
Ирен резко наклонилась вперед и с силой впечатала тлеющую сигарету каблуком в деревянный пол кареты.
– Мужчины быстро приходят в себя. Тем более избалованные королевские особы с высоким самомнением, – бросила она. – И я вовсе не сбежала с Годфри. Мы поженились в спешке и быстро покинули Англию. Что касается Годфри, лучше не рассказывай ему о том, что сегодня произошло.
– Но я не могу лгать!
– Вряд ли он будет задавать провокационные вопросы. Просто не сболтни ничего лишнего.
– Я никогда не болтаю лишнего, грубиянка! – возмутилась я.
– То, что я с тобой сделаю, если ты вдруг расскажешь Годфри о разговоре с королевой, будет куда грубее, – пообещала Ирен.
– Звучит как угроза.
– Не угроза, а всего лишь предупреждение, дорогая Нелл. Мужчины слишком чувствительны. Они не умеют справляться с такими ситуациями.
– Как и бывшие ухажеры их жен? – съязвила я.
– Именно так, – не моргнув глазом, ответила подруга. – В особенности короли, и тем более, если они демонстрируют нежелание сближаться со своими женами.
– Она не красавица, – заметила я после паузы.
– Но и не настолько ужасна, – возразила Ирен. – Над ней просто надо поработать. Кроме того, тот Вилли, которого я знала, не отличался разборчивостью в подобных вопросах. Любая более-менее симпатичная женщина могла привлечь его внимание.
– Но тогда он еще не был избалован такими женщинами, как ты.
– Ты слишком мне предана, Нелл, – засмеялась довольная Ирен. – Конечно, у меня есть определенные достоинства, но ни одно из них не может равняться с королевским происхождением и большим приданым. К своему сожалению, этот урок я твердо выучила в Богемии. Женщины в салоне Ворта тоже правы, сколько бы я с ними ни спорила. Я играю с миром не по правилам. И страдаю из-за этого. Но Клотильда Лотман ведет честную игру. И мне совсем не нравится, что Вилли так плохо обращается с ней.
– Это значит, что ты собираешься помогать королеве? Ирен, как ты можешь!
– Я пока не знаю, что собираюсь делать. В любом случае, дело ожидается интересное.
Меня пронзило дурное предчувствие. У нас с Ирен были совершенно разные представления о том, что такое интересное дело.
Глава пятая
Сияющая красота
Я проснулась той ночью в Нёйи под тихие звуки цыганских мелодий Антонина Дворжака.
Какое-то время я еще лежала в тревожной полудреме. Как часто бывает, когда хранишь чужие секреты, тайное знание оказывало сильное влияние на мое мировосприятие.
У меня перед глазами стояло вчерашнее послеобеденное веселье Ирен. Как всегда, она расцветала на публике. А Годфри, как всегда, был очень вежлив и внимателен к нам обеим. И из-за этого я чувствовала себя предателем. После обеда в гостиной Ирен комично изображала наш визит к великому Ворту, и Годфри постоянно спрашивал о моих впечатлениях.
– Как ты думаешь, во что же этот парижский модист оденет Ирен, если павлиньи перья для нее недостаточно роскошны? – поддразнивал он супругу.
– Во что-нибудь еще более смелое, без сомнения! – поддержала я шутку. Годфри всегда подстрекал меня на легкий бунт против Ирен. – Возможно, в мешковину… – продолжила я, несмотря на возмущение моей подруги, – отделанную бриллиантами!
– Золушка в бриллиантах! – Годфри посмеялся над нарисованной мной картиной. – Вот бы увидеть и услышать, как Ирен исполняет эту роль, одетая в ту перевязь от Тиффани, Бриллиантовый пояс!
Ирен откинулась в кресле, отбросив на время свою театральность:
– Вы уже видели заметку в газете со мной в этой роли и в этих бриллиантах.
– Заметки недостаточно, – возразил Годфри. – В жизни ты всегда впечатляешь куда больше, – добавил он с лукавым огоньком во взгляде.
– Как и бриллианты, – парировала Ирен. – Интересно, где же теперь этот шедевр Тиффани? – задумчиво спросила она. – Ты же не видела его, Нелл?
– Конечно нет. Я не была в Ла Скала на том спектакле. Тебе, наверное, было тяжело носить такую впечатляющую гирлянду от плеча до самого бедра?
– Ничуть. Не тяжелее, чем связку безе. Какой изумительный дизайн – как кружевной пояс, с которым любой наряд становится красивее! Мне говорили, что он сиял на сцене, будто комета.
– Нонсенс! – Годфри зажег длинную сигару и протянул ноги в домашних туфлях к огню: ночи были уже не такими теплыми, и мы разожгли камин. – Кометой сияла ты, дорогая, бриллианты лишь отражали твое великолепие.
– Вот видишь, – смеясь, обратилась ко мне Ирен. – Годфри – мой самый преданный поклонник. Стоит только вспомнить о моем выступлении, и он покорен!
Мы с Годфри промолчали: каждый из нас вдруг понял, что Ирен сможет петь лишь изредка и только для частной аудитории. Ей пришлось оставить сцену, когда король Богемии своевольно прервал ее карьеру в Праге, а затем рискованное знакомство с Шерлоком Холмсом обеспечило ей преждевременную отставку.
Лежа в кровати той ночью, я думала о таланте Ирен, который так внезапно и случайно умолк. Она никогда не говорила о своей потере, а я не осмеливалась напоминать ей. Наверняка разлука с музыкой мучила ее, хотя она никогда бы этого не показала. Поэтому я не была удивлена, когда услышала звуки фортепиано в те бессонные часы. Конечно, события, которые произошли накануне днем, перенесли Ирен назад в Богемию, туда, где перед ней еще лежало блистательное будущее, в котором не было ни меня, ни Годфри.
Но Ирен не стала королевой сцены или дворца в Праге, она стала женой английского адвоката в Париже. И, без сомнения, тот пояс, в котором Ирен выступала в Милане, теперь надевала другая женщина. Другая женщина носила корону из богемских бриллиантов, которую король Вилли собственноручно водрузил на голову Ирен, чтобы сфотографироваться. Годфри не видел той злосчастной фотографии. Ирен сказала ему, что их с королем отношения уже в прошлом, и снимок лишь причинит ему страдания. Сейчас я стала задумываться, не боялась ли она, что еще б́ольшие страдания ему причинит вид бриллиантов, от которых Ирен отказалась.
Музыка Дворжака продолжала разворачиваться, будто мелодия из музыкальной шкатулки. Я села на кровати, надела домашние туфли и набросила на плечи шаль.
Через секунду я на ощупь спускалась в темноте вниз по лестнице. Мне не хотелось зажигать свечу, чтобы не разбудить Годфри. На половине пути на ступеньках появилась моя собственная тень – благодаря свету лампы, которую Ирен зажгла в гостиной. Лучи проникали в проход, окружая меня расплывчатым сиянием.
Снова послышались звуки фортепиано. Они то струились отдельными нотами, которые соединялись в общий водопад мелодии, то сплетались в напряженные аккорды. Ирен играла тихо, и некоторые ноты были еле слышны. Она не хотела нас будить, но музыка Дворжака, невыразимо печальная и протяжная, неумолимым потоком просочилась в наши сны.
Я села на кожаный пуф. Люцифер запрыгнул ко мне на колени, потоптался, едва не расцарапав меня когтями, и уютно свернулся калачиком.
– Прости, что разбудила тебя, – сказала Ирен, не поворачивая головы и продолжая играть.
